А стебель, а корень, лист? Разве Линнеус не знал и не видел, что эти органы бывают очень характерны для растений. Достаточно взглянуть на лист дуба, чтобы узнать это растение, а цветки его как раз мало заметны.

Наконец, сколько растений имеют совершенно сходные цветки по числу тычинок, но всем известно, что они далеки друг от друга по всем своим другим признакам.

Вот, например, багульник и толокнянка, из семейства вересковых, и гвоздики, из семейства гвоздичных.

У них по 20 и более тычинок. В какой класс их отнести по системе Линнеуса? Неужели все-таки в один, — они же такие различные между собой? Ничего не поделаешь, придется поместить их в 12-й класс, если следовать за Линнеусом, — он сам так и поступил.

У манжетки, из семейства розоцветных, четыре тычинки, всем известная повилика (семейство повиликовых) обладает тем же количеством их, как и подмаренник из семейства мареновых. Сколько бы ни говорили, что эти растения далеки друг от друга, все равно их следует поставить в один класс — четвертый.

Сирень (семейство маслинных) и пахучий колосок (семейство злаков) попали в один класс — двутычинковых, потому что они имеют по две тычинки. Но эти растения настолько различаются между собой, что никто теперь не сочтет удобным поместить их рядом. Линнеус же вынужден был так поступить. Настолько он был убежден, что нужно навести порядок в ботанике, — пусть временный, но все же порядок, на основе которого можно искать усовершенствований системы.

А как же быть со злаками при их большом разнообразии в числе тычинок? Злаки разошлись у Линнеуса по этой причине по разным классам. Теперь они принадлежат к одному классу — однодольных.

То же самое случилось с багульником, толокнянкой, вереском, хотя по всей совокупности признаков строения они относятся теперь к одному семейству вересковых, одному классу — двудольных.

Различные растения были механически втиснуты этой системой в одну клетку, а родственные формы насильственно разделены. И создатель системы сам лучше других, во всяком случае, раньше всех, понимал искусственность ее, но считал, что «искусственные системы необходимы, если нет естественной».

Нет, организация растения сложна, многообразна, тонка! Чтобы познать ее и определить, следует изучить многие признаки.

Это Линнеус сознавал и сам и всю жизнь работал, чтобы найти естественные классы вместо искусственных:

«Искусственная система служит только, пока не найдена естественная. Первая учит только распознавать растения, — говорил Линнеус, — вторая научит нас самой природе растения».

Естественная система должна строиться на «естественном методе», — таков был научный замысел Линнеуса, завещание будущим поколениям ботаников.

Задачи ботаников, полагал Линнеус, — найти естественные классы, естественные порядки, то есть такие группировки растений, которые создала сама природа. Как их найти, по каким признакам? Это дело будущего.

— Ты спрашиваешь меня, — говорил Линнеус своему ученику, — о признаках естественных порядков; сознаюсь, что я их не могу указать…

Проще было искусственно разделить растения на классы и порядки, чем найти естественное деление их в самой природе. Для этого в XVIII веке было еще слишком мало фактов из области анатомии, морфологии и систематики растений.

Нужны были усилия многих поколений. Да и теперь еще не установлены полностью естественные порядки, существующие в природе, о которых мечтал больше двухсот лет тому назад Линнеус.

Он считал свою систему удобным «каталогом» природы — и только. Поэтому и сам иногда ломал систему, нарушал ее стройность. Это случалось, когда он видел особенно большое сходство растений, хотя и различавшихся по признаку, взятому за основу классификации.

Очень интересно поступил он с бобовыми. Всех их отнес к двубратственным, а между тем у некоторых бобовых нити тычинок срастаются в один пучок, и, значит, их надо бы отнести к однобратственным.

Почему же он их не разлучил, а оставил в одном классе? Невозможно было: слишком несомненно, что это все бобовые растения. Совокупность всех признаков заставила Линнеуса уступить. Позднее он не раз сам переносил растения из одной группы в другую, потому что, создав искусственную систему, все время думал о создании естественной. Искал способ так сгруппировать растения, чтобы группы отражали их действительное сходство, существующее в природе.

Не надо думать, что в этих поисках Линнеус стремился найти родственные группы, связанные происхождением. Хотя в ряде случаев и поступал так, как поступил бы ученый, признававший единое происхождение организмов. Почему? Потому что такова сила фактов, наблюдаемых самим исследователем. Они направляют его или, если он останется глух, последующих ученых к правильным догадкам.

Естественная система

До тех пор, пока ученые ставили перед собой задачу описать и распределить растения по сходству на основании одного или немногих признаков, все их системы были искусственными.

Система Линнеуса была простая, изящная, но она не могла дать верную картину растительного мира. Такую картину можно было создать только при одном единственном условии: признании родства растительных форм и развития более сложных организмов от более простых. Для такого понимания органического мира еще время не пришло.

А пока было очень важным, чтобы искусственные системы совершенствовались, чтобы они помогали вести дальнейшие исследования, облегчали им путь.

Больше всех имел успех Линнеус. Его система, хотя и искусственная, вызвала громадный интерес к исследованию и описанию растений. Благодаря ему за несколько десятилетий число известных видов увеличилось с семи тысяч до ста тысяч. Он сам открыл и описал около тысячи пятисот ботанических видов.

К. А. Тимирязев считал появление этой системы совершенно необходимым этапом в развитии ботаники: «Венцом и, вероятно, последним словом подобной классификации была и до сих пор непревзойденная в своей изящной простоте система растительного царства, предложенная Линнеем».

Современная система растений и животных отражает прежде всего родство организмов, их происхождение. Вся живая природа представляется в виде растущего дерева…

«…Зеленые ветви с распускающимися почками представляют живущие виды, а ветви предшествующих годов соответствуют длинному ряду вымерших видов. Каждый год растущие ветви пытались образовать побеги и ветви; точно так же и группы видов во все времена одолевали другие виды в великой борьбе за жизнь…» Это образное сравнение принадлежит Чарлзу Дарвину.

«Как почки в силу роста дают начало новым почкам, а эти, если только они достаточно сильны, превращаются в побеги, которые, разветвляясь, покрывают и заглушают многие запахнувшие ветви, так, полагаю, — говорит великий натуралист, — было в силу воспроизведения и с великим деревом жизни, наполнившим своими мертвыми опавшими сучьями кору земли и покрывающими ее поверхность своими вечно ветвящимися и вечно прекрасными разветвлениями».

Где-то близ основания оно раздвоено и дает начало двум стволам — растениям и животным.

Каждый из них